Рустам Светланин разместил свою заметку на моей странице в Фейсбуке. Я написал, что лучше такие материалы подходят к нашему форуму. Он согласился и попросил выложить его заметку на форуме РГО. Что и я делаю.
Да простит меня Валерий Александрович за мою нескромную выходку, за мое решение воспользоваться его площадкой, этим редким островком вольного атеистического Духа в океане дремучего мистицизма «современной цивилизации». Уж больно сильно меня задели последние интерпретации творчества Пушкина, о которых я хочу громко прокричать словами Льва Толстого «Не могу молчать!»
Творческая биография нашего величайшего классика давно уже превратилась в политику и ожесточенный религиозный спор. Безусловно, Александр Сергеевич Пушкин в разные периоды своей жизни культивировал разные идеи. От чуть ли не революционного воспевания политической свободы и откровенного безбожия до временного компромисса с царской властью и умеренной религиозности, к которым Пушкин вынужден был прийти после жестокого подавления декабрьского восстания и откровенного разговора с царем. И если в советские времена явно перебарщивали с сознательной революционностью и атеизмом Пушкина, то вдвойне неправомерной выглядит сегодняшняя попытка выставить его чуть ли не защитником консервативного уваровского лозунга «Православие, Самодержавие, Народность». Разуверившись в возможности революционного установления правового государства, гениальный русский Вольтер сделал ставку на культивацию просвещенной монархии, способной в будущем эволюционировать в сторону демократических свобод. Поэт видел себя в роли духовного наставника и просветителя царя Николая, ставил ему в пример смелого реформатора Петра. Но иллюзии вскоре развеялись, снова начала набирать обороты конфронтация Пушкина с властью. То же можно сказать относительно его религиозных взглядов. Хотя последовательным атеистом молодого Пушкина едва ли можно назвать, то ведь и в зрелые свои годы он не пришел к ортодоксальному христианству и уж тем более к Православию.
Стремление выдать желаемое за действительное в угоду современным представлениям заставляет даже профессиональных литературоведов идти на сделку с совестью. Только что закрыл последнюю страницу биографического очерка о Пушкине авторов И. Сурат и С. Бочарова. Много полезного и интересного содержит данный очерк, но некоторые его идеи у меня вызывают мягко говоря недоумение. Особо бросается в глаза проводимая авторами на последних страницах очерка интерпретация пушкинского «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», носящая явно пристрастный характер.
Послушаем, что говорят наши авторы об этом стихотворении: «Судьба души – центральная тема стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»… Вопрос о посмертной судьбе души, о ее спасении облечен им в таинственную формулу, подводящую этой теме итог: «Душа в заветной лире / Мой прах переживет и тленья убежит…». Впервые вводя в классический «Памятник» слово «душа», Пушкин… объединяет тему личного спасения с традиционной темой поэтического бессмертия и одно с другим уверенно отождествляет – душа поэта неотделима от лиры и именно в лире переживет его прах. Словом «нерукотворный», восходящим к непонятному пророчеству Христа о своей смерти и воскресении, в стихи вносится евангельский подтекст, через который духовное дело поэта соотносится с делом Христа… Так путь поэта получает у Пушкина религиозное оправдание… Таким образом в стихах о надмогильном памятнике Пушкин подводит окончательный итог своим отношениям с Богом и людьми». / И. Сурат, С. Бочаров. Пушкин: Краткий очерк жизни и творчества. М., 2002, стр. 213-214/
Эта мистически-христианская атмосфера передачи смысла пушкинского шедевра совершенно неприемлема. Судьба души – отнюдь не центральная тема стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». Речь больше идет не о личном бессмертии, а о бессмертном деле поэта, в которое тот вложил часть своей души. Всё это имеет больше переносный, а не прямой смысл. Сугубо онтологическая тема метафизики души, спасения и образ Христа притянуты к стихотворению за уши. Слово «нерукотворный» здесь вообще не относится к пророчеству Христа. Оно имеет совершенно простой смысл и говорит о том, что памятник не сделан из гранита или мрамора, а имеет чисто духовное бытие поэтического слова, изреченного Пушкиным. К тому же памятник – это не сам человек или его инобытие. Памятник имеет смысл памяти. Пушкин не мыслит полноценное личное инобытие в памятнике. Речь лишь идет о бессмертии его поэтического слова, которое и будет для него своеобразным памятником. Слова Пушкина: «Нет, весь я не умру – душа в заветной лире / Мой прах переживет и тленья убежит…», – говорят лишь о частичном инобытии в памяти потомков, о бессмертии слов его души, а не о личном сверхъестественном существовании. Здесь важнее именно образ, а не прямой смысл.
Вместе с тем авторы очерка обошли стороной куда более важный, так сказать политический смысл стихотворения. О своем памятнике Пушкин пишет: «Вознесся выше он главою непокорной / Александрийского столпа». Поэт откровенно бросает вызов власти, Александрийскому столпу – этому символу русского Самодержавия. Свой «столп» духовности он считает куда более важным для народа, чем «столп» государственной власти. Свое дело, свою личность, свою свободу он ставит выше самого царя. Его памятник с «главою непокорной» воспевает свободу, он не покорен самодержцу! Причем, по словам Пушкина он «восславил Свободу» именно в «жестокий век». Это значит, что поэт не принимает современный ему крепостнический строй, называя его жестоким.
Очерк Сурат и Бочарова больше смахивает на церковно-политический заказ, чем на серьезное академическое исследование. В нем больше современной идеологии, чем исторической правды.
Приведу еще один пример научной недобросовестности. В Интернете давно уже гуляет передача Игоря Волгина «Игра в бисер», посвященная «Медному всаднику». Саму передачу я очень люблю, по-возможности не пропускаю, но к данному конкретному ее выпуску имею серьезные претензии. Какие только оттенки смыслов не находят участники передачи в бессмертном стихотворении Пушкина. Здесь и мистицизм, и фрейдовский психоанализ безумия, и даже совершенно нелепая тема «первородного греха» маленького человека, за который тот понес заслуженное наказание. Обошли стороной только самое главное – осуждение Пушкиным царского Самодержавия. Вот практически прямой смысл «Медного всадника». Не на шутку разгулявшийся мистицизм в современном обществе потребления и всеобщего разврата застил глаза участникам передачи и не позволил увидеть главного. А главное заключается вот в чем. Светлая сила Разума в лице Петра усмиряет злую мощь природы и воздвигает дивный Город, олицетворяющий Государство и Власть Закона. Однако полное усмирение разрушительных природных сил невозможно. Поэтому сам Город-Государство постепенно окрашивается в демонические тона и становится враждебен человеку. Город не только не может оградить человека от разрушительной стихии, но и в лице Медного всадника начинает преследовать последнего, доводя его до безумия и смерти. Государство становится злом, не совместимым со счастьем и свободой человека. Через ярчайший образ разрушенной жизни Евгения Пушкин осуждает построенное Петром и унаследованное Николаем Самодержавие!
К сожалению, этот основной пафос пушкинского шедевра остался за рамками обсуждения участников передачи Игоря Волгина. Им ближе разговоры о мистике, а не о реальном содержании стиха. И этой мистики сегодня становится чересчур много. Необходимо дать ей серьезный отпор. Необходимо готовить новые кадры литераторов, доверяющих реальности, а не чудесам. Борьбу за реализм надо вести по всем фронтам, включая литературоведение!