Что происходит в мире людей?
Это небольшое произведение предназначено для тех образованных людей, кому нет 30 лет, тем, кому больше, кто имеет высшее образование, читать подобное не рекомендую, поскольку после тридцати лет, человеку сложно изменить своё мировоззрение, на это способны, к сожалению, немногие люди, но так устроен человек, и изменить это, невозможно. Два десятка лет назад умерло государство СССР, а в начале века Российская Империя, что породило огромное количество литературы, разобраться в которой невозможно огромному количеству молодых людей, которые черпают знания из официальных учебников, рекомендованных министерством образования. Такое положение существует во всех государствах мира, Россия не является исключением.
О заблуждениях И. Канта. Несовершенный человек, всегда, в чём-то заблуждается, поскольку не может сформулировать абсолютную истину. Это свойственно даже философам, но они этот факт стараются не признавать. И. Кант начинает своё произведение «Прологомены» следующими словами: «Эти Прологомены предназначены не для учеников, а для будущих учителей, да и последним они должны служить руководством не для преподавания уже существующей науки, а для создания самой этой науки». Эта фраза свидетельствует о том, что И. Кант был первым философом в истории науки, кто осознал, что философия, как наука, существующая на то время, подлежит пересмотру.
«Если метафизика – наука, - пишет И. Кант, – то почему она не может подобно другим наукам снискать себе всеобщее и постоянное одобрение? Если же она не наука, то как это получается, что она, тем не менее, постоянно величается под видом науки и вводит в заблуждение человеческий рассудок никогда не угасающими, но и никогда не исполняющимися надеждами?...Кажется почти смешным, что, в то время как всякая другая наука непрестанно идет вперед, в метафизике, которая хочет быть самой мудростью и к прорицаниям которой обращается каждый, постоянно приходится топтаться на месте, не делая ни шага вперед. Она растеряла немало своих приверженцев, и незаметно, чтобы те, кто считает себя способными блистать в других науках, хотели рисковать своей славой в этой науке, где всякий человек, невежественный во всех прочих предметах, позволяет себе решающее суждение, так как в этой области действительно нет никакого верного критерия (Mass und Gewich) чтобы отличить основательность от пустой болтовни». Я не стану, сейчас, полемизировать с И. Кантом, но философы давно признали, что их произведения значительная часть образованных людей старается не читать, не говоря о том, чтобы что-то написать самим. Это понимал И. Кант, который признал, что изложенный им материал в «Критике чистого разума» «сухой» и сложен для восприятия многими образованными людьми.
В произведении «Прологомены» есть один абзац, который, на мой взгляд, стоит особняком от всего произведения, вот он: «Немцы славятся тем, что превосходят другие народы во всём, что требует постоянства и беспрестанного прилежания. Если это мнение основательно, то вот подходящий случай подтвердить его, доведя до конца дело, в успешном исходе которого вряд ли можно сомневаться и в котором одинаково заинтересованы все мыслящие люди, но которое до сих пор не удавалось; и это тем более важно, что наука, о которой идёт речь, столь особого рода, что она сразу может быть доведена до полной своей завершённости и до такого устойчивого состояния, что её уже нельзя будет ни насколько двигать дальше, расширять или даже изменять позднейшими открытиями (если не считать украшение её кое-где большей ясностью или же дополнительную пользу в разных отношениях), - преимущества, которого никакая другая наука не имеет и иметь не может, так как ни одна не связана с такой совершенно изолированной, от других не зависящей и с ними не смешанной познавательной способностью. Этому моему требованию, кажется мне, как раз благоприятствует настоящий момент, так как теперь в Германии почти не знают, чем бы кроме так называемых полезных наук заняться, чтобы это было не просто игрой, но делом, благодаря которому достигается постоянная цель». Я хочу подчеркнуть, что приведённый абзац полон заблуждений автора, который, не понимая этого, тем не менее, обращается к тем, кто захочет изложить свои взгляды, сделав попытку создать новую метафизику: «но кто хочет судить о метафизике или сам составить метафизическую систему, тот непременно должен удовлетворить требованиям, изложенным в этой книге, – пусть он примет мое решение или же основательно его опровергнет и заменит его другим, потому что просто отклонить его он не может».
Заблуждения одного, породили заблуждения других. Действительно, опровергнуть И. Канта сложно, но молодые образованные немцы, поверили авторитету известного философа и приступили к написанию произведений. Ф. Шеллинг пишет произведение «Диалектика природы», затем Г. Гегель пишет произведение «Диалектика природы», писали и другие. Молодые немцы это читают, анализируют и приходят к разным выводам, как это сделали К. Маркс и Ф. Энгельс, у которого есть произведение «Диалектика природы». Названные авторы знают, что И. Кант в «Прологоменах» написал: «В метафизике можно нести всякий вздор, не опасаясь быть уличённым во лжи. Если только не противоречить самому себе – что вполне возможно в синтетических, хотя бы и всецело выдуманных, положениях, - то никогда не можешь быть опровергнут опытом во всех тех случаях, когда связываемые тобой понятия суть чистые идеи, которые никак не могут (по своему содержанию) быть даны в опыте. Как можно, в самом деле, решить на опыте: существует ли мир от вечности или же имеет начало? Такие понятия не могут быть даны ни в каком, даже максимально возможном, опыте; стало быть, неправильность утвердительного или отрицательного положения не может быть обнаружена этим критерием».
К сожалению, некоторые образованные немцы восприняли заблуждение И. Канта буквально, но среди образованных немцев нашёлся такой, кто открыто выступил против философии Шеллинга и Г.Гегеля. Об этом я узнал из произведения англичанина К. Поппера «Открытое общество и его враги», где он цитирует А. Шопенгауэра: «Лучшим свидетелем является А. Шопенгауэр, сам идеалист платоновского типа и консерватор, если не реакционер, но зато человек высочайшей честности, который превыше всего ценил истину. Нет никакого сомнения, что он был самым компетентным судьей в делах философии, какого только можно было найти в то время. А. Шопенгауэр, имевший удовольствие лично знать Гегеля и предложивший использовать шекспировские слова «язык сумасшедшего и отсутствие мозгов» в качестве эпиграфа к философии Гегеля, нарисовал следующую замечательную картину: «Гегель, назначенный властями сверху в качестве дипломированного Великого философа, был глупый, скучный, противный, безграмотный шарлатан, который достиг вершин наглости в наскребании и преподнесении безумнейшей мистифицирующей чепухи. Эта чепуха была шумно объявлена бессмертной мудростью корыстными последователями и с готовностью принята всеми дураками, которые, таким образом, соединились в столь совершенный хор восхищения, который вряд ли когда-либо звучал ранее.
Широчайшее поле духовного влияния, предоставленное Гегелю власть предержащими, позволило ему добиться успеха в деле интеллектуального разложения целого поколения».
А в другом месте А. Шопенгауэр описывает политические игры гегельянства следующим образом: «Философия, репутация которой была возрождена Кантом... вскоре стала инструментом реализации интересов: государственного интереса сверху, личного интереса снизу... Побудительные мотивы этого движения, вопреки серьезным побуждениям и громогласным заверениям, отнюдь не идеальны. В действительности эти философы ставили перед собой очень реальные цели, а именно - личные, официальные, клерикальные, политические, короче, материальные интересы... Партийные интересы воодушевляли перья столь многих чистых любителей мудрости... Истина, безусловно, самое последнее из того, что они имели в виду... Государство злоупотребляло философией как инструментом, а философы - как средством для заработка... Кто может действительно поверить в то, что истина может появиться на свет просто как побочный продукт?
Правительства делают из философии средство обслуживания своего государственного интереса, а ученые делают из нее предмет торговли...». Как видно из приведённых цитат человеку, который станет писать о новой метафизике, придётся, в первую очередь, писать не просто о людях, а о конкретных людях, называя их имена. Это важное понимание, которое возникло в философии 19 века, но это понимание показывает на практике индивидуальной жизни А. Шопенгауэра, что конкретные индивиды, обладающие реальной властью, могут противодействовать творчеству конкретного человека.
Чтобы молодой читатель не думал, что его дурачат, предлагаю выдержки из произведения К. Поппера «открытое общество и его враги», где показаны примеры шарлатанства Г. Гегеля: «Средневековая философия полна такой схоластики, и эта же тенденция может быть прослежена в европейской философии Нового времени вплоть до Канта. Вместе с тем кантовская критика всех попыток доказательства бытия Бога привела к романтической реакции Фихте, Шеллинга, и Гегеля. Такой вывод можно сделать, когда рассматриваешь общую концепцию его понимания изменения общества. Эта новая тенденция состояла в том, чтобы вообще не принимать во внимание доказательства, а вместе с ними все остальные виды реакционной аргументации. С лёгкой руки романтиков в моду вошёл новый вид догматизма, как в философии, так и в науках об обществе. Его формула: прими или оставь в покое. Этот романтический период философии оракулов, названный А. Шопенгауэром «веком нечестности», описывается им следующим образом: «Честность, дух научного исследования, совершаемого вместе с читателем, - всё, что пронизывало труды предшествующих философов, теперь полностью исчезло. Каждая страница сочинений новых, так называемых философов свидетельствует о том, что они пытаются не научать, а зачаровывать читателя».
«Для того, чтобы предостеречь читателя от серьёзного восприятия напыщенного и мистифицирующего жаргона Гегеля, я процитирую некоторые поразительные отрывки из его сочинений, где речь идёт о звуке и в особенности об отношениях между звуком и теплотой…Гегель пишет: «Звук есть смена специфической внеположности материальных частей и её отрицания, - он есть только абстрактная или, так сказать, только идеальная идеальность этой специфичности. Но тем самым эта смена сама непосредственно является отрицанием материального специфического устойчивого существования, это отрицание отрицанием материального специфического устойчивого существования, это отрицание есть, таким образом, реальная идеальность удельного веса и сцепления, т.е. теплота…Нагревание звучащих тел – звучащих как от удара, так и от трения друг от друга – есть проявление теплоты, возникающей согласно понятию вместе со звуком». Действительно, есть ещё люди, которые всё ещё верят в искренность Гегеля или всё ещё сомневаются, а вдруг его секрет всё же заключается в глубине и богатстве мысли, а не в её пустоте.
Я бы посоветовал им внимательно прочитать последнее процитированное предложение – впрочем, единственное вразумительное, поскольку в этом предложении Гегель разоблачает сам себя. Дело в том, что оно ничего не означает кроме следующего: «Нагревание звучащих тел…есть проявление теплоты…вместе со звуком». Возникает вопрос, обманывал ли Гегель сам себя, загипнотизированный своим собственным жаргоном, или он нагло пытался обмануть и запутать других. Я склоняюсь ко второму предположению, особенно если вспомнить, что Гегель писал в одном из своих писем. В этом письме, написанном за несколько лет до публикации его «Философии природы», Гегель говорит о другой «Философии природы», написанной его бывшим другом Ф. Шеллингом: «Я слишком много занимался…математикой,…дифференциальным исчислением,…Химией, - похвалялся Гегель в этом письме (что, конечно, не что иное, как блеф), - чтобы увлечься натурфилософскими бреднями, философией без знаний,…когда всякое пустое наитие, даже абсурдное, считается мыслью». Это очень точная характеристика метода Шеллинга, т.е. дерзкого способа надувательства, который сам Гегель скопировал или, скорее, усовершенствовал, как только понял, что этот метод приносит немедленный успех, как только достигает своей аудитории». Подчеркну – это пишет профессионал от философии, к мнению которого необходимо прислушаться, но в наших учебниках по философии об этом ничего нет.
Советы и предостережения К. Поппера. Сам К. Поппер не пытался создать новую метафизику, но оставил после себя интересные советы, подчёркивал, что философ: «обязан писать просто и ясно и по возможности цивилизованным образом, не забывая ни о проблемах, волнующих человечество, для решения которых необходимы новые, смелые и дерзкие идеи, ни о сократовской скромности – проницательного человека, знающего, как мало он знает». Поднимая проблему будущего, К. Поппер пишет: «Будущее еще не существует, и именно это обстоятельство налагает на нас огромную ответственность, так как мы можем влиять на будущее, можем приложить все силы, чтобы сделать его лучше. Для этого мы должны использовать все, чему научились в прошлом. А один из важнейших уроков прошлого состоит в том, что нам следует быть скромными». Заканчивает произведение «Открытое общество и его враги» автор следующими словами: «Вместо того, чтобы вставать в позу пророков, мы должны стать творцами своей судьбы. Мы должны учиться делать все так хорошо, как только можем, и выявлять свои ошибки. Отбросив идею о том, что история политической власти нас рассудит, и, избавившись от беспокойства по поводу того, оправдает нас история или нет, мы, возможно, достигнем успеха в установлении контроля над властью». Мысль о «контроле над властью», на мой взгляд, правильная, но требуется уточнение, которое заключается в том, что прежде чем говорить о контроле над властью, необходимо объяснить природу власти, а люди об этом ничего не знают, как ничего не знают о природе цинизма или скромности, как о природе человека вообще.
В произведении «Как я понимаю философию», К. Поппер пишет: «…все люди являются философами, хотя некоторые в большей степени, чем другие», подчёркивает: «…мы должны остерегаться мелочности.
Мелочная критика мелочных дел без понимания фундаментальных проблем космологии, человеческого познания, этики и политической философии и без принятия серьёзных усилий решить их представляется мне губительной. Похоже, что любая строка, допускающая неправильное толкование, становится основанием для написания очередной критической философской статьи. Схоластика, в худшем смысле этого слова, расцветает; все великие идеи тонут в потоке слов. В то же время, многие редакторы журналов в качестве доказательства смелости и оригинальности мышления нередко допускают на их страницах самонадеянность и грубость, в прошлом почти не встречавшиеся в философской литературе…В отличие от мелочных философов с их мелочными проблемами, я вижу основную задачу философии в том, чтобы критически размышлять о Вселенной и нашем месте в ней, а так же о наших познавательных возможностях и способности вершить добро и зло». Это пишет профессионал от философии, я же не имею философского образования, но, в отличие от К. Поппера у меня есть идеи, а у него профессиональные рассуждения, которые я не вправе забыть.
К. Поппер пишет: «Аналогичным философским предрассудком является современный влиятельный тезис, согласно которому рациональная дискуссия возможна лишь между теми, у кого позиции совпадают в принципиальном. Это пагубное учение означает, что невозможна рациональная или критическая дискуссия, если её участники выступают с разных позиций. Оно приводит, как и рациональные прежде теории, к нежелательным и нигилистическим последствиям. Многие придерживаются этих теорий. Их критика входит в сферу задач философии, одну из основных областей которой у многих профессиональных философов составляет теория познания».
Не могу не обратить внимания вдумчивого читателя на такие строки К. Поппера: «По моему мнению, на профессиональной философии лежит некоторая вина. Она нуждается в оправдании своего существования. Я думаю, что поскольку я сам – профессиональный философ, то и на мне так же лежит определённая доля вины. Я признаю себя виновным и, подобно Сократу, готов защищаться…И всё же, в чём вина философии? По моему мнению, на многих философах, включая некоторых великих, лежит доля вины…В то время как Сократ требовал от государственного мужа мудрости тем самым полагал, что ему (государственному мужу. – М.С.Б.) следовало бы знать, как он мало знает; Платон же считал, что мудрецу, учёному-философу следует быть государственным мужем, даже абсолютным правителем. (С Платона мания величия становится самой распространённой профессиональной болезнью философов). В десятой книге «законов» он вводит даже институт, который стал образцом инквизиции и концентрационных лагерей. И он же сам рекомендовал построить концентрационный лагерь с одиночной камерой с целью исцелять инакомыслящих - диссидентов». Действительно, у Платона есть такие строки: «О моём собственном случае – божественном знамении – не стоит и упоминать: такого, пожалуй, ещё ни с кем раньше не бывало».
В то же время считаю нужным обратить вдумчивого читателя на такие строчки К. Поппера: «Это привело к современной философской технике устранения неугодных высказываний и проблем «как бессмысленных»». Очень важное замечание, которое касается меня напрямую, но об этом немного позже.